The Onion: Многие песни Belle And Sebastian основаны
на эмоциях детства и юности. Каково было ваше собственное детство?
Стюарт Мердок: Я думаю, оно было в значительной степени
такое же, как и у всех.
O: Чем вы интересовались в детстве?
СМ: Футбол. AC/DC. Это зависело от возраста. Я следовал
всем тогдашним увлечениям...
O: Что заставило вас заинтересоваться музыкой?
СМ: Ну, мои родители заставили меня брать уроки фортепьяно.
Это такие вещи, которые в детстве ненавидишь, но тогда приходится ненавидеть
многие вещи. Теперь я признаю значимость тех занятий. Когда мне было
приблизительно лет 11 – 12, у меня была маленькая группа. Это весьма
забавно, потому что, если посмотреть на фотографии, то это в значительной
степени напоминает Belle And Sebastian. Там был почти такой же состав,
только девочек побольше. Было четыре девочки, два мальчика - два гитариста,
пианист. Я был пианистом
O: Будучи в той группе, вы задумывались о профессиональной
карьере музыканта?
СМ: Не так чтобы очень. Когда мне было 11 или 12, я
хотел быть лётчиком. Но врачи обнаружили у меня дефект зрения – неразличение
цветов. Было бы очень поэтично сказать, что в тот момент я решил стать
рок-звездой – но это не так.
O: Как шло формирование Belle And Sebastian?
СМ: Я начал писать мелодии, и в 1992 –1993 гг. появились
первые песни. В 1995 году я уже искал музыкантов, чтобы создать группу,
но еще не был уверен, чего хочу. Я занимался на, своего рода, музыкальных
курсах, делал демо-записи, сочинял песни. Там я встретил Стюарта Дэвида,
нашего бывшего басиста. Я сказал себе, что если до рождества 1995 года
не сыграю концерта, то уеду в Сан-Франциско. Раньше я там уже бывал.
И именно в этот момент люди, работавшие на курсах, вошли со мной в контакт,
сообщив, что слышали мое демо и хотят мне помочь сделать альбом. Так
был рождён Tigermilk.
O: Как проходила запись? Вы всё сделали за неделю?
СМ:
За пять дней. Все было очень хорошо спланировано. Схема была такая:
колледж берет группу на год и делает запись. Они походили на игрушечную
звукозаписывающую компанию, и они вели курс музыки так, чтобы студенты
могли получить опыт работы с такой компанией. А мы были игрушечной группой.
Обычно все дело заканчивается выпуском сингла, но мы пошли к владельцу
курса и объяснили, сколько денег и времени у нас было. Я думал, что
за это время мы вполне смогли бы сделать альбом. Я писал песни, где
только можно, и мы действительно все хорошо спланировали. Были сделаны
аранжировки для фортепьяно, скрипки и трубы. Один из треков записывался
живьём в сопровождении акустической гитары.
O: Вы думаете, что такие темпы пошли Tigermilk на пользу?
СМ: Несомненно. Иного пути и не было. Все было энергично
и лаконично. Я помню, как я прослушал первые три трека через несколько
дней после записи, и меня буквально торкнуло адреналином, настолько
здорово они звучали.
O: Когда вы поняли, что Tigermilk становится чем-то
большим, нежели планировалось?
СМ: С этим вышло забавно. Знаете, позже это стали называть
андерграундной классикой и все такое, но до этого прошла целая вечность.
Я не забыл, как разносил пластинки по магазинам, пытаясь их продать.
Мы сделали всего тысячу виниловых копий. Роздано было примерно 400,
их рассылал колледж как часть проекта. Они должны были действовать как
звукозаписывающая компания, вот они и рассылали диски другим компаниям
и людям из музыкального бизнеса. У нас осталось 600 штук на продажу,
и я не забыл, как пытался их продать, а меня посылали куда подальше.
Мы устроили нечто вроде презентационной вечеринки, где пытались раздавать
диски. Я не хотел, чтобы старый глупый Tigermilk стал раритетом. В витрине
местного магазина альбом простоял все лето, выцветая с каждым днём.
Я переживал… Я думал – господи, мы не можем продать даже тысячу дисков.
Мы не можем продать даже 600 дисков! Легендарный статус альбом обрёл
значительно позднее.
O: Вы довольно поздно стали писать песни. Что было
катализатором?
СМ: Я не знаю, что было катализатором, но если честно
– самая значительная вещь, которая когда-либо случалось в моей жизни
– это болезнь. Я заболел в конце 80-ых и был болен в течение семи лет.
Это был своего рода вакуум в моей жизни. И из-за этого стали появляться
песни, где я мог выразить то, что я чувствовал.
O: Насколько автобиографичны ваши песни?
СМ: Я представляю этот процесс как приготовление пирога,
и в этом случае автобиографическая составляющая - это мука. Романтика,
фантазия и прочее – это яйца и сахар. Когда все это перемешивается,
то трудно определить, где что находится. Вы пишете песню, она получается
– и все.
O: Что легче - написать песню от собственного имени
или от имени другого человека?
СМ: Забавно. Мне казалось, что легче писать песню от
другого лица. Но это потому, что сам я написал много подобных песен.
Сейчас мне кажется, что легче писать от собственного «я», но, возможно,
все это просто тщеславие автора, который делает «я» песни своим собственным
«я».
O: В начале вашей карьеры Belle And Sebastian были
известны негативным отношением к интервью или фотосессиям. Чем была
обсуловлена подобная позиция?
СМ: Таковы были обстоятельства. Это никакой не расчет.
Игнорирование прессы на тот момент было вполне естественным. В той ситуации
для нас важнее была сама музыка: сочинительство, аранжировки, репетиции,
концерты. Когда у вас новая группа, то много сил уходит на то, чтобы
удержать участников вместе. У нас была большая группа, и постоянно что-нибудь
происходило. Старые участники группы должны были поддержать молодых,
и последнее что нам было нужно – идти и рассказывать об этом всему свету.
У нас была неполноценная группа, а если у вас неполноценная семья, то
вряд ли вы побежите рассказывать о ней на шоу Опры Уинфри.
O: Кем вы тогда работали?
СМ: Я был смотрителем в церкви. Это по-прежнему остается
частью моей жизни, у меня там появилось много друзей, хотя я больше
там не работаю. Я отвечал за многое и в самом деле наслаждался этой
работой.
O: Тревор Хорн продюсировал ваш новый альбом. Что вас
побудило его пригласить?
СМ: Ну, он нам подошел. Я не знаю, все это немного
неопределенно. Мы искали продюсера. Я не хотел делать еще один альбом
без продюсера. Мы перебрали несколько кандидатур - с двумя из них дела
так и не сдвинулись с мёртвой точки, а с Хорном это походило на приятное
времяпрепровождение.
O: Как его присутствие в роли продюсера повлияло на
альбом?
СМ: Это помогло нам сконцентрироваться на нужных вещах:
игра, пение, аранжировка и сочинительство. Мы были освобождены от продюсерской
стороны дела.
O: Он рассказывал забавные истории о группах, с которыми
работал раньше?
СМ: Ага. Долгими весенне-летними ночами он удивлял
нас историями о Frankie Goes To Hollywood, ABC и Yes.
O: В одном интервью вы сказали, что живете на полпути
между 60-ыми и 70-ыми. Что Вы имели в виду?
СМ: Не помню, чтобы я такое говорил, но с каждым днём
убеждаюсь, что я – ретроград, и что наша группа – сборище ретроградов.
Стили 60-70-ых и даже 80-ых всё ещё привлекают многих людей, и многие
скорбят по ушедшим десятилетиям и всему, что тогда было сделано.
O: Одна из песен на вашем последнем альбоме содержит
строчку: "Я был бы счастлив, если бы приблизился к совершенству."
Удалось ли достичь желаемой цели?
СМ: Это старая песня, написанная задолго до выпуска
альбома. Я думаю, что альбом Tigermilk был ближе всего к идеалу. Это
чистота, которую трудно повторить. Из более поздних записей я должен
отметить сингл "Jonathan David".
O: Уход бас-гитариста Стюарта Дэвида как-то повлиял
на группу?
СМ: Конечно. То, что Стюарт и Изобель Кэмпбелл ушли
в одно и то же время, помогло группе. Я думаю, что это позволило остальным
участникам сфокусироваться на нужных вещах. Сами они, вероятно, сказали
бы то же самое.
O: Фильм A Hard Day's Night - в списке ваших любимых
фильмов. Если бы кто-то снимал фильм об одном дне из жизни Belle And
Sebastian, на что бы это было похоже?
СМ: Я думаю, что это было бы по-настоящему скучно.
Я не уверен, что люди захотели бы смотреть такой фильм. Там было бы
много разговоров за столом.
O: Там были бы сцены, где вас по улицам преследуют
поклонники?
СМ: Я думаю, что вышло бы наоборот. Это мы гонялись
бы за поклонниками по городу.
